Содержание
Как сделать лебедя из покрышки своими руками: секреты мастерства
Здравствуйте, дорогие читатели блога.
Вы давно посещали «Эпицентр» или другие строительные супермаркеты? Я только оттуда. Цены – сплошное расстройство. Даже за миниатюрную садово-парковую фигурку просят просто заоблачные по нынешним зарплатам суммы. Хорошо ещё что покупать всю эту радость никто не заставляет. А, например, сделать лебедя из покрышки я и сам прекрасно смогу своими руками, а если хотите, то и вас научу!
Науку изготовления поделок из старой резины, постиг я, можно сказать, случайно. Просто удачно заглянул к знакомому на автобазу. Чего я там только за гаражами ни увидел. Слоны, фламинго и черепахи, причудливые рыбки и симпатичные мишки-панда, да что там говорить, даже кресла и те были сделаны из старых автопокрышек – чудеса да и только.
И моя воспалённая фантазия сразу же представила весь этот «клад» у себя во дворе. Но к моему удивлению, товарищ со своим «зоопарком» расставаться наотрез отказался, зато милостиво предложил самому посмотреть, как всё это можно сделать.
Итак, если вам нужна пошаговая инструкция, дальше читаем особенно внимательно.
Разметка
Для начала «сенсей» вытащил старую шину от какой-то легковушки и начертил на ней голову будущего лебедя. При этом «клюв» получился длиною в 10 см, тогда как остальная часть головы сантиметров на 2-3 длиннее.
За головой пошла шея.
По рекомендациям моего нового наставника, её длина вместе с головой и клювом должна была составлять 3/5 от всей окружности покрышки. Чтобы не промахнуться он даже сделал на боковинах пару небольших пометок.
А ещё я обратил внимание, что ближе к своему окончанию шея начала немного расширяться.
Когда с ней было покончено, мастер вновь вернулся к голове и дорисовал от неё в сторону клюва две двадцатисантиметровые линии. Как оказалось — это был хвост.
От «карандаша» к делу
Если честно, как из всего этого могла получиться такая красивая птица, как лебедь я пока ещё не представлял. Для меня это была до сих пор всё та же старая покрышка.
Наверное, время удивляться просто ещё не пришло.
Дальше был дым и вонь от палёной резины. Это пока я задумывался «о смысле бытия» мой товарищ достал болгарку и начал покрышку пилить.
Слава богу делал он это недолго, иначе моё бы обучение закончилось, так и не успев толком начаться. Но абразивным кругом были проделаны только два небольших отверстия, а дальше все работы выполнялись электролобзиком.
Муторное я вам скажу это занятие, по меткам резину пилить. Мастеру приходилось постоянно чередовать резы. Пропилил сантиметров 5 с одной стороны, переставил лобзик и подогнал другой рез. Иначе говорит нельзя. Покрышка потеряет жёсткость и работать будет ещё тяжелее.
Но для того чтобы птица действительно расправила крылья, разрезанную резину ещё предстояло вывернуть наизнанку, до вот такого состояния.
К сожалению, пока ещё лебедь сам держать свою шею в нужном изгибе не может, но как это можно исправить уже и я сам мог понять.
Да, как я и думал, просто насверлил через каждые 10-15 сантиметров в резине дырок и через них прикрутил к изделию усиление в виде толстого куска алюминиевой проволоки.
С таким каркасом изгиб можно было корректировать как угодно.
А вот так царь-лебедь стал выглядеть после покраски.
Шикарно, да?
Попробуйте и вы своими руками смастерить на своей даче такое же украшение. Умелый мастер сможет сделать из старых шин не только лебедя, но и качели и даже бассейн.
А пока я с вами прощаюсь. До новых встреч на страницах нашего блога.
Василий Молька
Специалисты спорят: считать ли ЖЭК-арт настоящим искусством
Москва
2830
Поделиться
Избушка на курьих ножках из деревяшек, лебеди из покрышек, репка из старой банки и инсценировка басни «Ворона и лисица» с плюшевыми персонажами на клумбе — едва ли не в каждом московском районе сейчас есть дворик, где жители своими руками сотворили что-нибудь этакое.
Кто-то презрительно морщится: мол, как творение из дерьма и палок ни назови, все равно… Кто-то умиляется: какой у нас двор, ни с чем не спутаешь! Кто-то берет пример и вырезает из покрышки собственного лебедя — лебедя нового поколения! Ну а специалисты всё это исследовали и пришли к выводу: мы имеем дело с особым видом искусства — ЖКХ-артом, прямым потомком дачного инстинкта обустройства шести соток и близким родственником современного тренда на осознанное потребление.
Фото: Соцсети
Другие названия ЖКХ-арта — ЖЭК-арт, или ТСЖ-арт. Только в этом — главная обманка: хотя логично было бы предположить, что таким «артом» занимаются сотрудники управляющих компаний или работники ЖКХ, на самом деле всё ровно наоборот. Речь о тех особенных фишках, которые жители привносят в свои дворы вопреки безликим стандартам городского благоустройства. О кустарных, авторских проектах облагораживания собственных дворов: если и захочешь найти два одинаковых — не получится!
— Люди, особенно в нашей стране и особенно в больших городах, имеют мало возможностей повлиять на то, как выглядит и управляется их район.
С другой стороны, это творчество демократично, зачастую анонимно и общедоступно, что роднит его с граффити и стрит-артом, или искусством аутсайдеров. Как известно, уличное искусство в последние годы получило большую популярность, бывшие стрит-артисты оформляют фасады многоэтажек, центральные вокзалы и продают картины в уличной стилистике. На фоне этой коммерциализации и институциализации ЖЭК-арт выглядит как настоящее, еще не признанное и живое искусство, — рассуждает преподаватель факультета истории искусств РГГУ Антон Польский, уже объявивший ЖЭК-арт сферой своих научных интересов.
Откуда у вас дети? Аист пролетал!
Как это выглядит на практике? Во дворе появляется что-нибудь необычное — картина, скульптура или инсталляция, — к чему быстро привыкают все местные жители.
— Если хотите завести детей, срочно снимайте квартиру в этом подъезде! — со смехом советуют старожилы одного из домов на Бунинской аллее. И показывают на кустарно сделанную фигурку аиста из глины и соломы, аккуратно усаженного на козырек подъезда.
Так постарались сами жители, когда выяснили, что количество многодетных семей в подъезде зашкаливает: на третьем этаже четверо карапузов, на пятом — еще трое, и новые постоянно рождаются — мол, не проходит и месяца, чтобы кто-то из соседок не щеголял округлившимся животом.
— Как это объяснить? Ну точно аист кружит тут у нас над Бутово, — продолжает соседка Мария Степановна: аиста ставили на ее глазах. А ее собственная дочь (кстати, до сих пор бездетная и незамужняя!) только ухмыляется и сравнивает родное Южное Бутово с Эльзасом: как известно, аисты — символ именно этого французского региона…
Впрочем, аисты — не единственное, чем прославилось Южное Бутово. Там же, неподалеку от дома на Бунинской аллее, — детская площадка, стилизованная под русскую деревню: с расписной стеной, стариком со старухой и даже тремя деревянными поросятами, стоящими у корыта (правда, пока еще не разбитого!). А еще чуть дальше, на улице Ахмата Кадырова, — настоящий «чеченский дворик», украшенный гордо сидящим на скале орлом.
Логику бутовчан в общем-то можно понять — если старых достопримечательностей, как на Соколе или в Сокольниках, в районе нет, будем компенсировать тем, что можно сделать своими руками.
Часто встречается мнение: мол, заглянуть во двор с ЖЭК-артом — это то же самое, что заглянуть в щелочку забора на чужой дачный участок. Там, мол, все так уютно и по-домашнему — совсем не так, как мы привыкли в современной Москве! Действительно, иногда кажется, что увидел бы тут грядки — и не удивился бы… Впрочем, городские огороды — это тоже явление, не до конца Москву покинувшее.
— Мы нашли несколько корней этого явления. Во-первых, действительно, обустройство придомовой территории может рассматриваться как определенный рудимент сельского мышления. То есть это своеобразная реакция людей на атомизацию жизни в многоквартирных домах больших городов, где все обезличено, а соседи не знают друг друга. Другим источником может быть советская традиция «сделай сам», актуализированная в эпоху тотального дефицита, когда люди изготавливали вещи из подручных материалов, стараясь как-то раскрасить серость и однообразие.
Сегодня идея переиспользования накладывается еще и на экологическую повестку: вместо того чтобы выкинуть старую вещь, можно дать ей новую жизнь. Поскольку пространство квартиры ограничено, старые вещи идут в ход для украшения общественной территории, — продолжает Польский.
Фото: Соцсети
С ним согласна и дизайнер Полина Соколова: по ее словам, тренды ЖКХ-арта приходят из маленьких городов, где дворы и детские площадки вынуждены обустраивать сами жители — и делают они это чаще всего подручными материалами. Следовательно, то, что в маленьких городках зародилось от безысходности (а иногда и от бедности!), в Москве превратилось в символ креатива и даже некоего маркера современности.
— Что такое ЖКХ-арт? Это народное творчество, направленное на украшение дворов самими жителями. Отличить его можно несколькими критериями, самый важный состоит в том, что сами «украшатели» обычно не знают такого термина. Они делают благоустройство подручными средствами и за свои деньги.
Они хотят скрасить серость, сделать что-то особенное. Не стоит искать тут глубокую концепцию, — объясняет Соколова.
Ну, аист в Южном Бутове — пожалуй, все-таки концепция. А вот небольшие фигурки животных, которые установлены в одном из дворов близ метро «Войковская», на концепцию никак не тянут — ну, кошки, мопсы, бегемотики…
— Кто делал? Да мы сейчас и не вспомним! — разводят руками соседи. — Как будто всегда так было. А забавно, правда?
Вот такая история в большинстве московских дворов: не вспомнить, кто и когда сделал очередную инсталляцию, однако она есть — и чаще всего радует глаз… А кому-то еще и душу: ведь кажется, что если у нас такое появилось — значит, все мы здесь дружные, настоящий дом образцовой культуры быта.
Между тем урбанист Пётр Иванов в разговоре с корреспондентом «МК» заверил: для создания качественного ЖКХ-арта вовсе не обязательно дружное соседское сообщество и единение жителей, как в мультфильме про Гену и Чебурашку, — нет, вполне достаточно одного энтузиаста.
— Для народного художника, который творит ЖКХ-арт, его деятельность — это часто как раз способ компенсировать отсутствие сообщества. Окружающие могут помогать ему или хотя бы не мешать, просто из уважения к возрасту или статусу. Или считать его городским сумасшедшим: мол, лебедей из шин делает — ну и пусть делает, не с топором же по двору бегает! Часто это соло народного артиста, — считает Иванов.
Иными словами, достаточно одной неравнодушной бабушки, которая захочет благоустроить клумбу у себя под окном, или одного юного дизайнера, которому больше негде выразить свое «я», чтобы ЖЭК-арт возник. Другая аргументация: мол, раньше здесь валялись шприцы и пустые бутылки, а сейчас цветы растут — правда же, так красивее? Однако, по словам урбаниста, важно отличать два вида ЖЭК-арта — тот, который создают сами жители, и тот, который «спускают» свыше. Во втором случае получаются проекты, созданные, чтобы поразить префекта или главу управы — иначе говоря, «потемкинские деревни».
— В рамках нашего исследования мы выяснили, что авторство может быть приписано двум группам горожан.
Первая — это обычные жители города, часто живущие на первых этажах домов, которые рассматривают придомовую территорию как возможность для реализации их творческого порыва. Эта практика, наиболее яркий пример которой — создание лебедей из покрышек, в отличие от других примеров самовольного переобустройства, например граффити или самостроя, обычно не вызывает нареканий со стороны местных властей. Мало того, они начинают подхватывать эту «моду» и тоже включаются в игру. Таким образом появляется вторая группа авторов: дворники. Наиболее яркий пример их неосознанного творчества, близкий ЖЭК-арту — это т.н. бафф, то есть закрашивание надписей и граффити на стенах. Зачастую подобные геометрические формы походят на очень красивую абстрактную живопись. Дворники также включают свое творческое начало в деле благоустройства: при выборе цветовых сочетаний при покраске, а также различных трудностях, требующих креатива (закончилась плитка — нарисовал палочкой геометрический узор по залитому цементу).
Наконец, дворники сами занимаются благоустройством, в том числе по велению властей. Народные ЖЭК-артисты задают тренд, их творчество отмечается наградами (двор года или района), их приглашают участвовать в благоустройстве соседних дворов, а дворники повторяют уже сложившийся канон, либо привносят что-то свое (например, центральноазиатские мотивы). В дело идут все подручные материалы: старые мягкие игрушки, упаковки из-под йогуртов, ковры и, конечно, покрышки, — рассказывает Антон Польский.
Старомодность или тренд на осознанное потребление?
Самые корректные слова, которыми оперируют противники ЖЭК-арта, — это, мол, «совковая эстетика», «прошлый век», «колхоз» и тому подобное. Однако специалисты напоминают: как раз в прошлом веке искать корни не стоит!
— Я думаю, много народу сказало бы о таком: мол, старый московский двор. И о старом московском дворике чаще всего судят по картине Поленова. Однако у него не было цели создать идеал: это просто внутриквартальное пространство.
Двор — это функциональное пространство, а не социализированное. В старой Москве такие фишки вообще выглядели бы странно. Например, в «Покровских воротах» стоит статуя во дворе — но это не то! Ну а когда возникли хрущевки, получилось так: слово есть, а двора нет, есть только какое-то пространство между домами. Когда народу много, сложно ожидать от них единства в обустройстве территории, — рассуждает историк московского быта Алексей Митрофанов. — Поэтому я не искал бы корни в глубине веков. Ну а народным умельцам надо думать еще и о безопасности. Например, если они сами делают горку, надо думать о том, чтобы дети не сломали шею на ней.
Так что ЖЭК-арт скорее называют самостоятельным направлением, окончательно сформировавшимся в 2010-е годы — и не только в Москве, но и во всем мире.
— Это большое направление зарубежного экологического дизайна. Оно абсолютно соответствует ценностям повторного использования, которые сейчас популярны: шины, бутылки, палки — все идет в дело! Это круто для сегодняшнего дня.
Россияне же склонны видеть в этом деградацию и дурновкусие. Возможно, потому что для нас это воспринимается до сих пор как непроходящее наследие советского быта, — продолжает Иванов. — Однако на самом деле получается так, что мы со своей старомодной вроде традицией нечаянно оказались на острие современного тренда.
Результат: множество взрослых мужиков вводят в поисковик запросы типа «Как сделать новую модель лебедя из покрышки?» — и радуются, если им удалось соорудить около родного дома что-нибудь этакое. Правда, восторг разделяют не все.
Фото: Соцсети
— Может быть, я злая, но у меня эти инсталляции вызывают плохие ассоциации. Самое лояльное — типа «бедненько, но чистенько», а скорее, уж извините, «из дерьма конфетку». Ну никак нельзя сделать стильный декор из старых бутылок из-под подсолнечного масла, как ни крути. Убожество получается. Пусть лучше будет безликое, одинаковое, но аккуратное, — категорично высказывается Светлана, живущая в одном из домов на Фруктовой улице.
И она совсем не одинока.
— Среди «продвинутой публики» принято воспринимать это явление с определенным снобизмом. Конечно, ужасная безвкусица, но занятно. Люди попроще или те, кому нравится подобная эстетика, воспринимают ЖЭК-арт как нейтрально, так и с повышенным интересом. Главными врагами его можно считать людей, ратующих за стандартизацию или навязывание неких образов высокой культуры, в то время как ЖЭК-арт, несмотря на свои тренды и уже сложившиеся каноны, добавляет разнообразия в городской ландшафт и является примером низовой культуры, — резюмирует Польский.
Подписаться
Авторы:
org/Person»>Дарья Тюкова
ЖКХ
Москва
Выборы
Опубликован в газете «Московский комсомолец» №28178 от 25 января 2020
Заголовок в газете:
Искусство по-прежнему в большом дворе
Что еще почитать
Что почитать:Ещё материалы
В регионах
Секрет мягкой и сочной печени: вот чем нужно посыпать кусочки перед обжариванием
8452
Калмыкия
Смертельное ДТП под Симферополем: внедорожник на бешеной скорости влетел в «КАМАЗ»
5356
Крым
Фото: соцсети, kianews24.
ruТалицкий лесотехнический колледж прочно вошел в число лучших образовательных учреждений страны
Фото
5102
Екатеринбург
Владимир Кусков
Фото: МК-УралВ пензенской школе №70 учитель заставил детей засовывать галстуки в рот
4322
Пенза
Самое страшное место в Дзержинском районе Ярославля так и останется страшным
3592
Ярославль
В МДЦ «Артек» проходит финал Всероссийской креативной олимпиады «Арт-Успех»
Фото
3214
Крым
фото пресс-центра МДЦ «Артек»
ruВ регионах:Ещё материалы
Премьера «Лебединого озера» Микко Ниссинена в Бостоне за их появление во время показа костюмов «Лебединого озера» в студии Boston Ballet.
(Лоуренс Элизабет Нокс). Этой статье больше 8 лет.
Ряд стульев стоит перед студией, отмечая то, что скоро станет территорией артистического коллектива Бостонского балета. Столы для реквизита и импровизированные гримерки заполняют залы, где балетные пачки висят боком, а величественные платья ниспадают на пол. Адреналин нарастает по мере того, как танцоры двигаются во всех направлениях, готовясь к костюмированному прогону новой постановки Микко Ниссинена «Лебединое озеро». Мировая премьера этой трагической истории любви откроется в четверг, 30 октября, в Бостонском оперном театре и продлится до 16 ноября.0003 Эшли Эллис репетирует роль Одетты во время показа костюмов «Лебединого озера» в студии Бостонского балета. (Лоуренс Элизабет Нокс)
Как только начинается репетиция, суматоха концентрируется в центре студии. Друзья принца Зигфрида приветствуют друг друга и начинают вальс. Прима-танцовщица Эшли Эллис тихо разогревается сбоку со спокойствием, которое отражает характер, которым она станет в предстоящей сцене.
Она улыбается танцовщице в другом конце комнаты, затем ее мысли, кажется, усваиваются. Руководствуясь зеркалом, она просматривает шаги, которые кажутся ей второй натурой. Она снимает свою черную толстовку, и ее руки раскинуты в стороны, подражая плавности лебедя, взмахивающего крыльями. В то время как ее движения кажутся хрупкими, мускулы, задействованные на ее спине, демонстрируют силу, необходимую для тщательной хореографии.
Начинается второй акт, и живая композиция Чайковского быстро становится романтической. Саби Варга в роли Ротбарта выходит на сцену с мощным манежем, когда Эрис Нежа в роли принца Зигфрида выходит на охоту со своим новым арбалетом. По бокам студии артистки кордебалета меняют свои вальсовые юбки на белые пачки, превращаясь в стаю лебедей. Среди них стоит Эллис, ее руки переплетены, она ожидает своего появления.
В ту минуту, когда Зигфрид поднимает свой лук, все взоры обращаются к Эллису, или, если быть точнее, к Одетте. Даже в белоснежной студии, без декораций и сценического света, Эллис, кажется, попадает в другой мир — и она увлекает с собой публику.
Эшли Эллис репетирует роль Одетты во время показа костюмов «Лебединого озера» в студии Бостонского балета. (Лоуренс Элизабет Нокс)
Описывая свой характер, она говорит: «Я становлюсь безумной, испуганной, честной, влюбленной и убитой горем» — различные чувства, которые она плавно смешивает, глядя на своего возлюбленного.
Тем не менее, это только часть эмоциональных американских горок, которые Эллис испытывает к концу каждого выступления. Одной из проблем при взятии на себя главной роли в «Лебедином озере» является двойственность персонажа.
Эта конкретная репетиция не включала сцену бального зала, в которой появляется Черный лебедь и исполняет знаменитые 32 фуэте, но Эллис легко описывает трансформацию. «Посреди всего этого, — говорит она, — я щелкаю выключателем и становлюсь Одиллией, которая есть все, чем не является Одетта. Я злой, обольстительный и лживый».
Чтобы подчеркнуть индивидуальность Одиль, Эллис переодевается в черную балетную пачку, украшенную более чем 4 000 драгоценных камней, созданную Робертом Пердзиолой.
«Нужно было сказать период, но также нужно было вспышка и сердце. И причина этого в том, что я чувствую, что это сказка, и она должна вызывать эмоции», — говорит он. Отмеченный наградами дизайнер сотрудничает с балетом во второй раз после того, как его переработка «Щелкунчика» в 2012 году получила высокую оценку.
Слева направо: Бретт Фукуда, Чжи Ён Че, Со Хе Хан и Шелби Элсбри танцуют в танце «Четыре маленьких лебедя» во время показа костюмов «Лебединого озера» в студии Бостонского балета. (Лоуренс Элизабет Нокс)
С душераздирающей драмой, которую предлагает этот классический балет, неудивительно, что Голливуд сделал его центральной сюжетной линией психологического триллера в 2010 году. «Черный лебедь», — говорит Эллис, — показал все драматические стереотипы, которые сопровождают карьеру. как артист балета и поместить их в один сценарий».
Степень реалистичности «Черного лебедя» в искусстве — это вопрос, который профессиональные артисты балета могут устать слышать, но Эллис все еще надеется, что фильм вызвал интерес у публики.
«Делать вещи, с которыми вы не знакомы, может быть пугающе», — признается она. «Медиа, такие как фильм «Черный лебедь», помогают преодолеть разрыв между комфортом и неизвестностью. В свою очередь, — добавляет она, — люди могут меньше бояться идти в театр, чтобы посмотреть, о чем идет речь».
Лоуренс Элизабет Нокс изучает журналистику в Колледже коммуникаций Бостонского университета. До поступления в колледж она была профессиональной балериной в Tulsa Ballet. С ней можно связаться в [email protected] .
Исполнительское искусство
Три отпечатка ладоней — Блоги Тила
Прошлой ночью я позволил себе помечтать. Когда вы станете достаточно искусны в управлении выходом из тела, сновидение станет вашим осознанным выбором. Я делаю это время от времени, чтобы получить больше информации о содержании моего собственного подсознания. Я попал в сон, который уже видел несколько раз…
Я еду в старом Isuzu Trooper, которым владела моя семья.
Он был белого цвета с черной крытой шиной сзади. Когда я был маленьким, каждый член нуклеарной семьи макал руку в белую краску и клал ее на покрышку, оставляя после себя четыре белых отпечатка. У моей семьи была сентиментальная привязанность к этой машине. Во сне мы едем на нем в красные пустыни Южной Юты; частое место отдыха для нас, когда я рос. Мой брат рядом со мной, играет в свою старую серую игру, и он снова молод. Мои родители включают радиопередачу, которую мы обычно слушали в хижине (A Prairie Home Companion). Они улыбаются и разговаривают друг с другом, но я не слышу, что они говорят.
Мне кажется, что я единственный, кто действительно в сознании, и это жутко знакомое чувство. Это как быть единственным, кто не спит во сне. Я сажусь на сиденье и отдаюсь импульсу автомобиля. Я чувствую себя наркотиком во время семейного отдыха, который я не хочу продолжать. Я чувствую, что меня заставляют быть там, и я чувствую давление, когда от меня ждут хорошего отношения к этому. Я наблюдаю за пейзажем, пока мы не подъезжаем к месту, приютившемуся среди красных скал.
Это одноуровневый мотель цвета красного амбара. Он расположен на идеально ухоженной ярко-зеленой травяной насыпи. Тополи, возвышающиеся над этим местом, дрожат на ветру и раскачиваются взад-вперед. Не могу избавиться от ощущения, что с этим местом что-то не так. Но менеджер заведения, который нас встречает, улыбается до ушей. Он ведет нас от машины к мотелю, и собаки моего детства (два вест-хайленд-уайт-терьера), Сидни и Бланш взбегают по уступу и вокруг мотеля в тополя с лаем, как будто они за кем-то гоняются. Моя мать кричит, чтобы они вернулись. На короткое мгновение я вижу, как между деревьями мелькает большая призрачная фигура, пытающаяся ускользнуть от собак. Я чувствую ощущение ужаса. Я знаю, что кроме меня этого никто не видит. Смотрю на своих родителей, которые забыли о собаках и теперь непринужденно болтают. И я смотрю на своего брата, который все еще смотрит в экран своего игрового мальчика. Меня начинает тошнить, когда я понимаю, что все, кроме меня, не обращают внимания на то зло, которое творится здесь прямо под поверхностью.
Я делаю шаг назад в замедленной съемке, чтобы еще больше избавить себя от обреченности быть единственным, кто видит, что происходит в этом месте. Я наступаю на что-то и при этом чувствую тошнотворно-сладкий запах смерти. Это запах, который исходит от трупов в результате разложения плоти бактериями. Именно запах привлекает насекомых-некрофагов. Я смотрю вниз на свои ноги. Это гниющий труп ворона, сгорбленный и скрюченный, лежащий на идеально подстриженной лужайке. Начинается паника, и я не могу глотать. Начинается отчаяние. Мы должны покинуть это место. Я пытаюсь кричать своим родителям, которые находятся всего в 10 футах от меня. Но звук не выходит. Я начинаю отчаянно махать руками, чтобы привлечь их внимание. Они не видят меня. Как будто зло этого места скрыло меня от их сознания. Уровень отчаяния и отчаяния, который я чувствую, заставляет меня падать на землю. Я начинаю уползать с места. Меня рвет, но я не могу позволить себе остановиться, поэтому проползаю сквозь нее. Я знаю, что должен покинуть это место без родителей и брата, потому что я не могу разбудить их и заставить их видеть.
Я подползаю к обочине и иду на юг по пустой дороге. Гравий разрывает мои колени.
Постепенно тяжелая, ужасная одержимость, навалившаяся на меня, словно яд, проходит, и я снова могу стоять. Я оборачиваюсь и понимаю, что отползла по крайней мере на полмили от этого места. Так жарко, что дорога, бесконечно уходящая сквозь полынь и песок в горизонт, имеет ореол тепла. Как мираж, он дразнит асфальт под собой с какой-то жестокостью. Слева в отдалении я вижу старинную автозаправочную станцию. Перед ним стоит насос и реклама 19-го века.50-е до сих пор цепляются за окна. Несмотря на то, что он ветхий, он представляет собой святилище для меня. Я чувствую мгновенное облегчение и бегу к нему так быстро, как только могу. Я хочу спрятаться. Я думаю, что у них будет телефон, и я могу позвонить кому-нибудь, чтобы прийти за мной. Я открываю дверь. Пустынно, как сцена из апокалиптического фильма. На полках есть продукты, идеально сложенные. Банки с супом, крекеры, конфеты, лекарства и чипсы. Свет выключен.
Я подхожу к стойке и беру трубку. Я пытаюсь вспомнить кого-нибудь, кого я мог бы назвать, кто живет в городе, где я вырос. Но я не могу думать ни о ком. Реальность такова, что у меня никого нет. Я думаю о своих тетях, бабушках и дедушках, которые живут за пределами штата. Я не знаю их телефонов. Помню, в школе мне говорили набирать 911. И так, я делаю. Но снова и снова, когда я это делаю, появляется старое сообщение телефонного оператора… «Если вы хотите позвонить, повесьте трубку и повторите попытку». Ясно, что вселенная против меня. Я веду смертельную игру в шахматы со вселенной в целом. После 20+ попыток я сдаюсь. Мне придется идти домой пешком, даже если на это у меня уйдут месяцы.
Я задаюсь вопросом, что заставило людей, живших здесь, покинуть это место. Я оборачиваюсь и в углу вижу очертания человека. Оно расплывчато и стоит там манящим образом. Я иду к нему, думая про себя, что, возможно, это поможет мне найти кого-то, кто поможет мне вернуться домой. Но когда я приближаюсь к нему, я все еще не могу разобрать его лицо и даже то, является ли он человеком.
Он не отвечает мне так, как реагируют нормальные люди. Когда я приближаюсь, это не общение с помощью голоса или языка тела. Я не могу разобрать его черты, хотя сейчас я всего в одном футе от него. Как будто это тоже мираж. Но когда я наклоняюсь ближе, он становится резким одним махом. Это не человек и не не человек. Это похоже на гибрид, который, как я сразу понимаю, ест человеческую плоть. Он широко и агрессивно открывает рот, словно хочет укусить меня за лицо. Я отпрыгиваю назад и поскальзываюсь на полу, но когда приземляюсь, понимаю, что поскользнулся, потому что пол на заправке мокрый. Паника начинается, как знание, прежде чем я видел. Я поднимаю руку, и она покрыта красным. Кровь течет рекой по полу, она течет из человеческого трупа. На этот раз это свежий труп мальчика примерно моего возраста. Его лицо неразличимо, так как оно съедено. «Они пытаются съесть мою личность, чтобы никто никогда не узнал, кто я такой», — думаю я снова и снова в процессе побега так быстро, как только могу, сбивая вещи с полок в процессе побега.
Я снова бегу, спасая свою жизнь, по пустынной дороге. Я бегу на юг. По обе стороны от меня нет ничего, кроме мили за милей неумолимой пустыни. Я слышу звук позади себя. Я поворачиваюсь и вдалеке, приближаясь ко мне, вижу Isuzu Trooper моих родителей. Я выхожу на середину дороги и машу руками. Я уверен, что они пришли, чтобы спасти меня, и что они тоже проснулись от ужаса этого места. Я чувствую такое облегчение и спасение, видя фары этой машины. Я начинаю плакать от облегчения. Но когда они подходят ко мне, я вижу в окна, что все трое подпевают песне «Где-то над радугой». Они выглядят радостными и вместе, и они не замечают меня. Я готовлюсь к тому, что они ударят меня. Надеюсь, они будут. Желая умереть с болью осознания того, что меня никогда не увидят. Но мой отец неосознанно ведет машину вокруг меня, не замечая, что я здесь. Не обращая внимания на то, что я его дочь.
Несмотря на чувство желания умереть, меня накрывает последняя волна отчаяния в поисках жизни и спасения.
Я не могу оставаться здесь, в этом месте мучений. Я бегу за машиной, кричу и плачу. Я едва вижу сквозь слезы. Я могу только различить семейные отпечатки ладоней на задней части машины, исчезающие вдали. Вот только у меня пропал отпечаток руки. Вместо четырех отпечатков ладоней теперь только три. Я протягиваю руку, несмотря на то, что машина уже в ста метрах от меня, чтобы попытаться оставить отпечаток своей руки на машине, но машина исчезает в мираже жаркого ореола, и они исчезают навсегда. Но я не могу перестать бежать. Отчаяние теперь несет сердце, которое сдалось. Во время бега я начинаю чувствовать сильную боль в обеих ногах. Что-то вроде острой, сокрушительной боли в костях, как будто вы их ломаете. И я слышу странный звук, как высокие каблуки по тротуару, когда я бегу. Я все еще бегу, но во время бега я смотрю вниз и понимаю, что мои ступни и лодыжки распались. Я бежал так сильно, что плоть полностью оторвалась. Все, что осталось, это два торчащих конца большеберцовой кости. Я бегу на них, как на ходулях.
Асфальт такой горячий, он прижег кровь и обжигает обнаженный мозг моих костей. Я понимаю, как сильно я ранен. Я падаю на пол. Я скатываюсь с обочины в гравий. Я поднимаю голову и смотрю на дорогу, ведущую туда, откуда я только что пришел. Я вижу, что я потерял… Длинный и ужасный след остатков нижних частей моих ног и ступней.
Я истерически плачу. Я кричу в небо, чтобы уже забрали меня и дали мне умереть. Но пощады там не найти. Убежище не предоставляется. Я умру здесь, как дорожный убийца. Я плачу, пока не могу плакать. Эмоциональная боль этого момента сна невыразима, как это часто было со мной в детстве. Смерть в этом эмоциональном аду — подарок. Дар, который не дарят те, кто наслаждается, видя твою боль… Я ничего не могу с этим поделать.
Я переворачиваюсь и вижу в пыли перед собой счастливую монетку. Я поднимаю его. Я переворачиваю его на сторону со зданием Мемориала Авраама Линкольна. Между медными колоннами здания я ищу крошечный контур президента Авраама Линкольна.
В отчаянии я представляю, что лежу на гигантских каменных коленях его статуи в этом здании в Вашингтоне. Я представляю холод мрамора на моей коже. Я чувствую себя в безопасности и под защитой богоподобной, уверенной в себе морали человека, увековеченного в этом мраморе. Я чувствую запах цветов на деревьях и слышу гусей на озере за зданием. Я закрываю глаза и позволяю мрамору удерживать меня, зная, что это всего лишь воображаемое место. Зная, что я бросил свое тело, которое на самом деле далеко и не подлежит ремонту, ожидая, когда его съест первый падальщик, который его найдет. Я чувствую вину за то, что оставил его. Но я не настолько храбр, чтобы вернуться. Дальше идти некуда. Я просыпаюсь от сна. Это всегда момент, когда я просыпаюсь от этого сна. Я просыпаюсь с чувством обреченности и горя в моих венах. Этот сон — попытка моего разума разобраться со своим прошлым.
Различают две фазы сна. Многие ученые называют это циклом REM и циклом non REM. В общем, Non REM — о прошлом, а REM — о будущем.
В небыстрых сновидениях мы обрабатываем воспоминания, делая их полезными, извлекая уроки из них (прошлого). В БДГ-снах мы находимся в фазе создания или симуляции сна. Таким образом, мы пытаемся взять обучение, которое мы обработали в не-БДГ, и попытаться переместиться с ним в (будущее), чтобы создать что-то новое. Решаем проблемы. Мы пытаемся связать прошлое с будущим таким образом, чтобы это способствовало нашему прогрессу. Мы пытаемся достичь или актуализировать потенциал внутри конструкции сновидения. Мы репетируем, создавая нашу реальность. Например, в фазе быстрого сна нам может сниться катание на лыжах, а в фазе быстрого сна нам может сниться, что мы погребены под лавиной и пытаемся выбраться из снега. Эта симуляция может быть отражением того факта, что в жизни мы чувствуем себя в ловушке, и может помочь нам найти способ освободиться. Кошмары в большей степени, чем любые другие сны, представляют собой смоделированные репетиции угрозы, чтобы мы были готовы выжить, если продолжим сталкиваться с подобной угрозой в бодрствующей жизни.
Они являются приглашением решить то, что не разрешено внутри вас.
Я еще не сделал свой любимый процесс расшифровки снов именно на этот сон (процесс описан ниже). Я сделаю это сегодня и покажу результаты в следующем блоге.
Мой любимый способ толкования снов оказался самым точным способом толкования снов. Он принимает форму эксперимента по восприятию. Запишите свой сон, как если бы он происходил в настоящем времени, а затем войдите в перспективу (или станьте) каждым существенным аспектом сна, а затем исследуйте и выражайте свою точку зрения, как если бы это происходило в настоящем времени. Например, предположим, что мне приснился аллигатор в болоте, а у болота был сломанный сарай, и аллигатор съел моего отца. Я бы сначала записал свое восприятие и чувства как Бирюзовый. Затем я переключался на перспективу самого болота и говорил о своих ощущениях и чувствах так: «Я — болото; Я стар и полон печали. Я одинок, и люди отталкивают меня, и я хочу, чтобы Тил зашел в мои воды, чтобы аллигатор был моим единственным компаньоном и т.